Испытание и борьба

Если два предыдущих раздела казались не очень веселыми, ибо были посвящены поражениям человека, то этот открывает череду более радостных событий. Можно спорить, было ли там рассказано о полном провале или частичной неудаче, но, в конечном счете, речь шла о поражении. В Лех-леха мы попадаем в другой мир — мир человеческих побед и достижений.

Герои первых трех разделов Торы: Адам, Ноах, Ав­ра­ѓам — стали символами. Адам — символом неудачи при первом же испытании, которому подверглось человечество, о котором сказано в завершение раздела: «И раскаялся Г-сподь…» Праведный Ноах — символом духовной опустошенности и одиночества. То было второе испытание человечества, и раздел заканчивается схожим образом: рассказами о личном падении Ноаха и об истории строительства Вавилонской башни.

Мудрецы коротко говорят (Авот, 5:2): «Десять поколений [насчитывается] от Адама до Ноаха; из этого мы видим, сколь велико Его долготерпение, ибо все эти поколения постоянно гневили Его, пока Он не обрушил на них воды потопа. Десять поколений [насчитывается] от Ноаха до Ав­ра­ѓама; из этого мы видим, сколь велико Его долготерпение, ибо все эти поколения постоянно гневили Его, пока не пришел праотец наш Ав­ра­ѓам и не удостоился всего, [что могли] заслужить они». Они словно перечеркивают прошедшие поколения не потому, что те для нас не важны (в таком случае их вообще не было бы смысла упоминать), а потому, что они, в конечном счете, потерпели неудачу. Лишь здесь, в разделе Лех-леха, начинается новая история, посвященная Ав­ра­ѓаму и повествующая о победе человека.

История Ав­ра­ѓама не является рассказом о праведнике, который всегда был на высоте и упокоился в мире, оставив после себя учащихся в иешивах праведных потомков. Подлинная история Ав­ра­ѓама завершается иначе: не все дети Ав­ра­ѓама стали праведниками, боюсь, что некоторые из них даже не ходили в иешиву. В каком же смысле можно считать этот рассказ историей победы? Он сумел не свернуть с выбранного им пути, на котором ему приходилось преодолевать испытания, вступать в борьбу и переживать падения, но оказался способен достичь поставленных целей. В этом смысле мы действительно переходим к радостным разделам.

Испытания

Данный раздел начинается с испытания. Об этом и иных подобных эпизодах сказано (Танхума, Лех-леха, 9; Рамбан, Комментарий к Торе, Берешит, 12:6): «Поступки отцов — ориентир для потомков». Следовательно, в первую очередь надо понять, что называется испытанием и что значит выдержать его. Хотя Адам и Ноах тоже относятся к числу наших предков, нигде не сказано, что в том или ином вопросе нам необходимо следовать их примеру. Что же касается Ав­ра­ѓама, он стал для нас архетипом. В нем наши истоки, оглядываясь на его облик, мы строим себя.

Мишна (Авот, 5:3) рассказывает нам, что «наш отец Ав­ра­ѓам подвергся десяти испытаниям и все их выдержал». Естественно
предположить, что они становились все тяжелее, ведь того, кто выдержал серьезное испытание, нет смысла ставить перед сравнительно легкой дилеммой. Испытания Ав­ра­ѓама действительно возрастают по степени тяжести, однако речь идет вовсе не о страданиях, с которыми они связаны. Ведь с практической точки зрения исполнение повеления: «Иди себе из твоей страны, от твоей родни и из дома твоего отца» (Берешит, 12:1), — необходимость собирать вещи и переезжать в другое место — гораздо более тяжелое и мучительное испытание, чем следование не связанному ни с какими физическими усилиями наказу, который содержится в словах:

«Все, что тебе скажет Сара, слушайся ее голоса» (Берешит, 21:12). Нарастающая тяжесть испытаний обусловлена духовными усилиями, которые требуются от Ав­ра­ѓама: каждое следующее испытание становится более личным, требует большей работы над собой, чем предыдущее. Каждое из них словно режет по живому, требуя от Ав­ра­ѓама все большей душевной жертвы.

Если обобщить все десять испытаний, видно, что Ав­ра­ѓаму пришлось разорвать — хотя и не сразу, а постепенно — все связи, соединявшие его с другими людьми, с тем, к чему он был привязан, что было ему близко. И он выполнил все от него требуемое — чего бы это ему ни стоило. Вначале он должен был покинуть свой дом и родню, расстаться с близкими, со всем своим окружением. Повеление Ав­ра­ѓаму интерпретируется следующим образом: «из твоей страны» — твоей страны, с укладом которой ты свыкся, с ее языком и обычаями; «от твоей родни» — от привычного окружения; «из дома твоего отца» — от семьи. Впоследствии, когда страну Кнаан поражает голод, Ав­ра­ѓаму приходится оставить и ее, хотя он совсем недавно туда перебрался. В Египте у него забирают жену, и он не знает, вернется ли она, — с фараона взятки гладки. Когда от него требуется изгнать старшего сына, Ишмаэля, он выполняет и это. Но ни с чем не сравнима тяжесть последнего, десятого, испытания — жертвоприношения Ицхака. Оно как бы включает в себя все прошлые кризисы и проблемы; оно несравненно тяжелее всего, что Ав­ра­ѓаму довелось пережить. Это испытание содержит в себе одновременно два аспекта. Во-первых, от Ав­ра­ѓама требуется убить сына, Ицхака — «сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь» (Берешит, 22:2), сына-надежду, обещанного ему Г-спо­дом. Во-вторых, а это в чем-то даже еще сложнее, потому что связано не только с его личным кризисом, но и с крахом всей веры — от него требуется совершить человеческое жертвоприношение, сделать то, против чего он боролся всю жизнь.

Преодолеть «почему»

Если обратиться к испытанию «иди себе из твоей страны», у нас сразу же возникает несколько недоуменных вопросов. «И сказал Г-сподь Авраму: “Иди себе из твоей страны, от твоей родни и из дома твоего отца в страну, которую Я укажу тебе. И Я сделаю тебя великим народом, и благословлю тебя, и возвеличу твое имя, и будешь благословением. И благословлю благословляющего тебя, а хулящего тебя — прокляну, и благословятся тобой все племена земли”» (Берешит, 12:1–3). На первый взгляд, испытание не столь уж страшное. Да, Всевышний велит ему покинуть родину, но обещает множество благ. Что может быть лучше этого?

Недоумение еще более усиливается при сравнении этого испытания с жертвоприношением Ицхака. Бросается в глаза сходство между обоими повелениями как на лексическом (это и необычная форма императива — лех-леха (иди себе), и обороты «которую Я укажу тебе», «о которой Я скажу тебе»), так и на стилистическом уровне. Параллель между двумя испытаниями давно уже была подмечена комментаторами. Но все же между ними есть принципиальное отличие: повеление принести в жертву Ицхака не сопровождается никакими обещаниями; это только предписание поступить определенным образом. В отличие от этого, повелению «уйди из земли твоей» сопутствует длинный перечень благословений. Люди покидают свою родину и уезжают в другие страны ради одной лишь возможности, шанса. А вдруг? Они уезжают за тридевять земель в надежде, что в ином краю им хотя бы немного больше повезет, пусть даже это благополучие не будет полным. А здесь Г-сподь обещает Ав­ра­ѓаму столько всяческих благ. Чего еще ему надо?

Более того, повелению «иди себе из твоей страны» предшествовало еще одно испытание, о котором в самом тексте Торы нет упоминания. Как сообщает нам мидраш (Пиркей де-рабби Элиэзер, 26), Ав­ра­ѓам в Ур Касдиме был брошен в огненную печь в наказание за его отказ от язычества. Он мог бы, как поступали в схожих ситуациях многие, сказать, что отрекается от своих взглядов, выразить раскаяние, однако отказался сделать это и был готов заплатить жизнью за свою веру. Неужели человеку, который прошел через все это, трудно переехать в другую страну? Ему словно говорят: «Хорошо, к мученической смерти ты готов, но теперь тебя ждет еще более тяжкое испытание. Ты готов переехать?»

К ответу можно подойти с двух сторон. Во-пер­вых, как мы уже говорили, испытания расположены по возрастающей, с учетом степени их внутренней, а не внешней тяжести. Что касается последней, готовность умереть мученической смертью — несравненно более тяжелое испытание, чем эмиграция. Но когда человек идет на смерть, он знает, почему он это делает. Разумеется, это подвиг, и далеко не каждый способен на него. Передающаяся из поколения в поколение готовность к мученической смерти неизменно вызывала изумление и восхищение. Такие люди встречались, и их было немало. Так, в мидраше (Ваик­ра раба, 32) говорится: «Зачем тебе быть побитым камнями? — Ради того, чтобы я обрезал сына! — Зачем тебе быть брошенным в огонь? — Ради того, чтобы я соблюдал субботу!» Тот, кто идет на мученическую смерть, убежден в своей правоте. Он обрел истину. Он знает, ради чего готов погибнуть, ради чего восходит на эшафот.

Данный элемент отсутствует в испытании «иди себе из твоей страны». Ав­ра­ѓам получает приказ без всякого объяснения, без обоснований. Если я хочу служить Творцу, разве я не могу при этом жить в Бруклине? Разве нельзя быть богобоязненным человеком в Харане или Ур Касдиме, Аккаде или Шинаре? Что в этом плохого? Почему я должен оставить место, в котором живу? Это испытание не физических возможностей, а внутренней убежденности, связанной с пониманием смысла и целесообразности. Когда Ав­ра­ѓама бросили в огненную печь, его задача состояла в том, чтобы остаться верным себе, сохранить свою веру, отстоять свою внутреннюю правду. В отличие от этого, повеление уехать лишено для Ав­ра­ѓама внутреннего смысла. Вопрос в том, в какой степени он готов меняться, жертвовать своим внутренним миром ради того, чтобы взвалить на себя ярмо Царствия небесного. С какой стати человек должен куда-то ехать, что бы ему при этом ни обещали, если он не понимает, зачем это понадобилось, не видит в этом поступке смысла? Трудно пересилить эти «почему»; их преодоление и является одной из сторон испытания, выпавшего на долю Ав­ра­ѓама.

Путь неведомо куда

У этого испытания есть и вторая сторона, в высшей степени проблематичная. Она обнаруживается во второй половине повеления: «…в страну, которую Я укажу тебе». Ав­ра­ѓам идет неведомо куда, а это гораздо труднее, чем просто сняться с места, к которому он успел привыкнуть. Строя ковчег, Ноах понимал, почему он это делает, потому его труд и не называют «испытанием строительством ковчега». От него требовалось лишь выполнить определенную задачу: в течение ста двадцати лет строить ковчег, чтобы затем спастись в нем от катастрофы, которая обрушится на весь мир. Но Ав­ра­ѓам покидает родину и уходит в неведомые края, не зная, куда он держит путь и зачем это нужно.

Очень трудно свыкнуться с мыслью, что предстоит путь неведомо куда. Это принципиально отличается от той готовности к самопожертвованию, которая требовалась от Ав­ра­ѓама. Когда меня отсылают в место, «которое Я укажу тебе», то, даже если я всем сердцем полагаюсь на пославшего меня, в душе постоянно будет вопрос: «А куда я иду? Ради чего?» Если бы Г-сподь сказал Ав­ра­ѓаму: «Иди в страну Кнаан», — тот бы выполнил это повеление, даже при полном нежелании перебираться в те края, жители которых вряд ли отличались особой богобоязненностью; это не было бы проблемой. Он пошел бы в любое место, даже в Содом. Но идти неведомо куда, «в страну, которую Я укажу тебе», означает принципиальную невозможность ощутить, что ты достиг цели — не важно, какое значение она имеет, главное, что ты ее достиг. И все-таки Г-сподь говорит Ав­ра­ѓаму: «Иди!» — «Куда?» — «Увидишь, со временем…»

Бесцельность

Не только Ав­ра­ѓаму тяжело выполнить подобное требование. Мы сталкиваемся со схожими проблемами в самых разных областях, недаром «поступки отцов — ориентир для потомков». В жизни у всего есть свое предназначение, любая вещь имеет свое начало и конец. Поэтому так мучительно заниматься делом, которое неизвестно когда окажется осуществленным.

К примеру, при изучении Торы учащегося подавляет отсутствие конечной точки, добравшись до которой можно сказать: «Я этого достиг, и довольно». Находясь в таких условиях, люди часто искусственно создают себе вехи. В Израиле есть много учебных заведений, где учатся быть судьями в религиозных судах. При этом учащиеся, в большинстве своем, понимают, что это не даст им места работы и не обеспечит заработком. Зачем же они занимаются учебой? За этим стоит внутренняя потребность, подобная той, которую испытывает человек, желающий ощутить, что он направляется в определенное место, а не бродит просто так. Представьте себе, что человек учится пять, десять, пятнадцать лет. Чего ради? А он учится. Но что изменится, когда он проучится еще год? Он и дальше будет так же учиться. Учись он в университете, он бы давно уже получил диплом. Правда, университетский диплом не всегда ценнее, чем посвящение раввина. Специалисты в области античной литературы тоже не так уж часто могут превратить свою специальность в источник заработка. Но все-таки диплом или степень придают человеку ощущение достигнутой цели; ему понятно, к чему он стремился. Тот, кто учится, устанавливает себе промежуточные цели. Достигнув одной, он двигается к следующей. Так человек прокладывает себе путь; на каждом этапе он знает: какова задача, что будет в конце.

Достигая чего-то конкретного, мы ощущаем, что выполнили какое-то дело, однако заниматься учебой без ясной задачи и четко сформулированной цели — это очень тяжело, это подлинная проблема.

«Ходи предо Мною»

Этот путь неведомо куда напоминает о словах Торы: «За Г-сподом, вашим Б-гом, идите» (Дварим, 13:5). Я, может быть, и знаю, откуда я иду, но не знаю — куда. Мне никто не обещает: «Закончи этот курс, и ты станешь мудрецом или богобоязненным, или праведником». Сказано только: «За Г-сподом, вашим Б-гом, идите», — или: «Ходи предо Мною» (17:1), — и я пускаюсь в путь.

Уже отмечалось, что повеление: «Ходи предо Мною» — это большее испытание, чем то, что заключается в словах: «За Г-сподом, вашим Б-гом, идите». Говоря кому-либо следовать за мной, я иду первым и освобождаю ему дорогу. Но, повелевая Ав­ра­ѓаму: «Ходи предо Мною», — Г-сподь, в сущности, говорит ему: «Ты сам проложишь свой путь. Тебе предстоит самому найти свою стезю. У тебя нет никаких гарантий».

«Ходи предо Мною» — это задача всей жизни. В каждом из нас есть что-то от Ав­ра­ѓама, каждый из нас бывал в ситуации, подобной той, в которой некогда оказался Ав­ра­ѓам. Иногда мы тоже покидаем свою страну, родные края, отчий дом. Иногда наше испытание оказывается не столь тяжким, но оно все равно строится по той же модели: я отправлюсь в путь, но не вижу цели, к которой иду. Разумеется, каждый предпочел бы заняться чем-то более конкретным, но Г-сподь ничего нам не обещает. Он хочет только, чтобы мы отправлялись в путь — следуя за Ним или же пред Ним.

Именно за это хвалят еврейский народ (Мехильта де-рабби Ишмаэль, Бе-Шалах): «Великое дело совершил народ Израиля… Они не сказали Моше [перед исходом]: “Как же нам отправиться в путь? Ведь у нас нет с собой провизии”, — но поверили и последовали за ним. О них сказано (Ир­ми­я­ѓу, 2:2): “Я помню о благосклонности ко Мне в юности твоей, о твоей любви, когда ты была невестою, (как) шла ты за Мною по пустыне, по земле незасеянной”». Евреи шли в пустыне по неведомому маршруту, и именно это не давало им покоя. Ведь в пути они ели ман и пили колодезную воду. У них ни в чем не было недостатка, разве что их донимали взаимные перебранки. Так что же им все время мешало? Великое сорокалетнее испытание состояло именно в ощущении, что они ходят кругами: «И обходили мы гору Сеир многие дни» (Дварим, 2:1). Я все иду и иду, делаю один круг за другим, и постепенно вопрос: «Куда же я направляюсь?!» — начинает буквально сводить с ума. Я хочу, чтобы у меня была какая-то точка, цель, чтобы было, на что опереться.

Повеление «иди себе из твоей страны» создает модель развития человека. Именно у Ав­ра­ѓама мы можем научиться тому, как следует отправляться в путь: «Я не буду спрашивать и не буду испытывать Тебя» — по словам рабби Йеѓуды ѓа-Леви (Решийот, 22). Так следуют Г-споду — идут за Ним, не зная, куда ведет дорога, не ставя перед собой определенной цели. Он говорит: «Иди», — и ты пускаешься в путь, не зная, куда придешь, к чему приблизишься. Как бы труден ни был этот путь, видимо, это единственное достойное начало человеческой жизни, ведь именно так начинается история Ав­ра­ѓама. Это первое его испытание, о котором сообщается в Торе. Каковы бы ни были сопутствующие ему благословения и обещания, он должен следовать за Творцом, не спрашивая ни о чем, даже если при этом ему кажется, что у него нет твердой почвы под ногами. Следование Б-гу — самодостаточная цель.

На этом пути у человека есть лишь одна подлинная просьба, которую ему стоит высказать. Так делает и отец наш, Ав­ра­ѓам, на всем протяжении его испытаний. Он как бы говорит: «Я хочу знать, что это действительно Ты говоришь со мной, что это Ты сказал мне: «Иди предо Мной». Единственное, что у меня есть, — это ощущение того, что Г-сподь со мной, кроме этого мне не на что опереться».
Правда и то, что, когда человек следует за Всевышним — например, усердно изучая Тору, — с его душой совершенно естественным образом происходит нечто удивительное. Она становится чище, тоньше, с нее словно спадает камень, рушатся препятствия, происходят перемены. Но тут нет никаких гарантий: «Делай так-то, и будет то-то».

Если человек не готов откликнуться на этот зов, наверное, это означает, что он еще не достиг раздела Лех-леха. Видно, он застрял где-то в Ноах и, в духе этого раздела, поглощен множеством практических задач. Мы уже отмечали, что Ноах не случайно носит имя, указывающее, что этот человек не ищет испытаний, а стремится к личному комфорту.

Для того чтобы достичь уровня Ав­ра­ѓама, надо всегда быть готовым отправиться в путь, покинув свою страну, родной край, отчий дом. Не каждому на долю в буквальном смысле выпадает такое испытание, но все-таки каждый должен быть готов к нему. Тот, кто следует за Г-сподом, все равно не сможет уютно устроиться в жизни. Исследователи Торы уже не раз отмечали, что в Писании перечисляются «дом Аѓарона», «дом Леви», «дом Израиля» (Теѓилим, 135:19–20), но там не упомянут «дом трепещущих пред Г-сподом». Ведь, в конечном итоге, у них нет дома, ибо они следуют за Ним.